На главную   



Лебеди


   Автор рассказа
Алексей Григорьевич Сосунов


   Текст подготовил Станислав Карпов
специально для Полевского ТурПортала


Наст проваливался. Широкие подволоки то и дело глубоко врезались под острую корку. Продвигаться становилось всё тяжелее. Солнце пригревало.

Я вытер заливавший глаза пот и остановился.

- Далеко ли ещё до Рафтово? - спросил у проводника Нефёда Ивановича Попкова.

Он отдыхал, привалившись рюкзаком к искривлённому стволу болотной сосёнки.

- Ровно, недалеко - слышишь, лебеди кричат?

Я вслушался, и до меня действительно донеслись унылые крики лебедей. Они как-то не вязались с окружающим нас ещё зимним пейзажем.

Стояло начало апреля.

Ночами и по утрам ещё хозяйничал мороз. Но днём вступала в права весна. Звенели ручьи, и распевали весёлые черноголовые гаечки. Мы с Попковым вторую неделю обследовали леса в районе озера Рафтово и теперь пытались пробраться к нему. Глубокое дикое озеро лежало в окружении болотного сосняка.

По карте кольцо сосняков казалось нешироким. Но снежной целиной попасть к озеру оказалось нелегко. Мы с трудом протискивались среди щетинистых сосёнок, то и дело задевая тяжёлыми рюкзаками за их стволы. Окончательно выбившись из сил, вышли, наконец, на чуть заметную в чаще старую тропу и присели отдохнуть на высунувшиеся из-под снега чёрные кочки.

- Эту тропку я знаю, она из деревни Комаровки идёт, что на Иртыше, - промолвил Нефёд Иванович.

Солнце склонилось к вершинам деревьев. От тоненьких сосёнок на ноздреватый снег легли длинные голубые тени.

Голоса лебедей слышались всё громче и отчётливее.

- Ишь распелись, однако, свадьбы справляют! - кивнул в сторону озера мой проводник.

Лебеди пели хором. Их трубные голоса, переливаясь в чистом воздухе, заполняли весь лес.


Лебедь


Я никогда прежде не слыхал подобной хоровой песни лебедей. В ней звучал почти человеческий голос. Голос тоски по прошедшим временам, словно лебеди оплакивали своё вымирание.

- Сколько же их на озере, если стоит такой стон?

Попков выколотил о приклад ружья трубку.

- Сам увидишь. А раньше, вёснами, накапливалось здесь их сотнями.

Красный диск солнца утонул в глубине лесов, когда нашим глазам предстала широченная гладь озера, окрашенная алым и фиолетовым.

Мы подошли к избушке. У берега редкой щёткой виднелся из-под снега старый камыш. Песни лебедей неслись с той стороны.

Сняли котомки и ружья, развязали юксы и принялись лыжами откапывать занесённую бурями старую лачугу.

В это время над головой, переговариваясь, проплыла большая стая лебедей и, сделав разворот, пошла на посадку на ту сторону. Сидевшие птицы громко приветствовали новых товарищей.

Ночью ударил мороз. Я вышел из тёплой избушки и, присев на дровяной кряж, стал слушать.

Лебеди утихли. Где-то в ряму коротко взлаивала лиса. Чёрной строгой стеной виднелся прибрежный лес, из-за стены выползала огромная багровая луна. На снегу засверкали красные искрящиеся огоньки.

Из трубы вылетел сноп искр и растаял высоко в чёрном небе. Я вернулся в избушку и прилёг на нары. Нефёд Иванович, посапывая погасшей трубкой, чинил голенище бродня.

Почему лебеди так рано прилетают в наш суровый край? И чем они сейчас могут питаться? Я спросил об этом у Попкова.

- Чего едят? - Он в недоумении на меня посмотрел. - А таловую барашку!

Я не понял: какую барашку?

- Ну, ту, что на вербе растёт и старухи к иконам ставят.

До меня дошло. Он говорил о первом нежном цветке вербы-барашке, который сейчас распустился на ветвях.

- Неужели лебеди питаются ими? Я никогда и нигде об этом не слыхал и не читал.

- А чем больше: вот завтра посмотришь, на той стороне все кусты тала лебедями ощипаны, - ответил он, ковыряя шилом бродень. - Зарастает озеро. А помню, я попал сюда первый раз с дедом ещё мальчишкой. Тогда Рафтово было, почитай, на версту шире. Где стояла деда избушка, теперь сосняк растёт и глубины совсем не стало, одна няша. На обласке местами не проедешь. Да! Теряются старые тропы! Всё меняется.

Я познакомился с ним недавно, пригласив в проводники по рекогносцировке лесов в этом неизученном бассейне. Нефёд Иванович был иртышанин, состоял в Кипском колхозе. С малых лет занимался охотой и рыбалкой. За время работ-скитаний мы с ним близко узнали друг друга.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Нефёд Иванович давно уже похрапывал, а я всё ещё ворочался на жёстких нарах, и думал об интересных, таких простых и в то же время загадочных, птицах.

Утром весь горизонт затянуло морозной дымкой. Мы пошли через озеро на тот берег.

Лебеди проснулись, и снова слышался их бесконечный разговор. Наст держал лыжи – двигалось легко. С середины озера по кромке противоположного берега стали видны на снежных надувах фигуры белых птиц. Нас они подпустили метров на двести и, как по команде, начали подниматься, оглашая окрестности громкими криками. Зрелище было восхитительное. Величавые птицы, раскинув розовые под лучами солнца крылья, плавно плыли в голубом воздухе!


Лебедь


Я рассматривал лебединое займище. По кромке берега тянулись заросли вербы. На них белели нежные барашки, и во все стороны расходились лебединые следы. Часто попадали лёжки с подтаявшим снегом. Многие кусты вербы были сломаны, и барашек с них оклёван. Мы не стали долго задерживаться и пошли в глубь леса. Лебединая стая, описав в воздухе несколько широких кругов, снова опустилась на старое место, и опять в морозном воздухе чисто и громко звучала их хоровая песня.

Возвращались мы, окончив работу, уже поздно вечером и, чтобы не тревожить птиц, далеко обогнули займище.

- Святая птица, - говорил за вечерним чаем Нефёд Иванович. - У них уклад жизни, почитай, лучше, чем у некоторых людей. Измены не встретишь! Каждое лето на озере живёт до полсотни лебединых пар. И так привыкают к тебе, совсем перестают бояться. Ум у них, как у людей, и понимают они всё. Тебя знают, а попадёт на озеро новый человек, сразу настораживаются и криком передают, что пришёл чужой, не проверенный. И сколько я за жизнь свою здесь с сетями ни рыбачил, не было случая, чтобы даже пуховой лебедёнок в сети попал. Лебедухи с выводками завсегда в стороне от ловушек держатся, не то, что дуры утки или гагары. Тех завсе из сетей из сетей вытаскиваешь. Озеро у лебедей на участки разбито, и каждая пара строго на своём квадрате живёт. И так это ладно и согласно у них построено, на удивление. Безобидная птица. Только одно и просит, чтобы её не трогали. Правильный у наших стариков раньше закон был: кто убьёт лебедя, того по приговору схода так пороли, что он портки на нужном месте держать не мог. – Он вздохнул и, помолчав, продолжил: - А теперь бьют лебедей! Злодеев развелось, как паршивых собак. И управы на них не найти.

Я в душе со стариком соглашался. Нужно иметь сердце злодея, чтобы поднять ружьё на эту древнейшую, прекрасную и уже, к сожалению, редкую птицу.

Слабы у нас ещё законы по охране природных богатств!

Мы прожили в той избушке пять дней. И все дни я слушал прекрасные лебединые песни. Лебеди привыкли к нам, и теперь стали подпускать ближе.

- Видать, все собрались, - как вечером сказал Нефёд Иванович. - Больше с юга не подлетают. Мало, совсем мало стало их, видно, скоро опустеет старое Рафтово.

Я спросил старика о лебединых гнёздах. И он рассказал неожиданное.

- Лебедь, парень, умён. Плюнь в глаза тому дураку, который говорит, что эта птица делает гнездо на сплывнях. Никогда там не находил. Лебеди гнездятся в самой гущине сосновых рямов, иногда встретишь гнездо километра за два от озера. А чтобы на берегу где его заметить, ни в жизнь не доводилось. Может, на степных озёрах и гнездится лебедь в камышах, не знаю, врать не буду. А у нас, на урманных моховых озёрах, гнездо можно найти только в чаще. Есть иные, в них пары который год птенцов выводят, вот приедешь летом, придём сюда, покажу.


Лебедь


Тем же летом мне пришлось проводить лесоустройство Рафтовской дачи. Я с группой рабочих ехал в знакомую деревню Кип, радуясь скорой встрече с Попковым. Старик своим знанием природы, любовью к ней, и особенно к лебедям, глубоко вошёл в мою душу. Хотелось снова с ним побродить, услыхать его ровный задумчивый голос. Но в деревне меня ожидало печальное известие. Нефёд Иванович умер вскоре после нашего возвращения из весеннего похода.

Я грустил о нём, как о близком и дорогом человеке.

В июне наши квартальные просеки начали выходить к Рафтово. Работалось споро и увлечённо. Как-то вечером один из рабочих, прорубавший просеку, сказал, что из соснового ряма поднял лебедя. Мне вспомнился рассказ Нефёда Ивановича о лебединыз гнёздах. И я, расспросив, где поднялась птица, на другой день пошёл туда. Долго плутал по болотной чащобе, с трудом пробираясь среди высоченных моховых кочек, и уже возвращался, когда услыхал в стороне лай моей собаки.

Я поспешил подойти и увидел картину: старая лебёдка стояла на небольшой чистинке, раскрыв могучие крылья, и угрожающе шипела на пса, который приступом наседал на неё. За лебёдкой наподобие шалаша поднималась куча наломанных сосновых веток, а сквозь них белели в глубокой яме на мягком мху два яйца.

Я с трудом отозвал лайку и вышел на просеку.

Спустя две недели снова наведался туда, но лебёдки уже не оказалось. Она высидела птенцов и увела их на озеро. Гнездовье было старое, рядом с новым балаганом виднелись засохшие ветки. Свежий заслон был сделан довольно искусно. Вокруг гнезда, как рукой человека, наставлены тонкие сосновые вершинки, а сверху лежали крышей хвойные ветки. Гнездом служила моховая яма, её пол и стенки были устланы мягкой осокой и слоем лебединого пуха. От «шалаша» вела протоптанная взлётная дорожка, которой лебеди пользовались, видимо, много лет.

Всё был так, как рассказывал Нефёд Иванович.

Я сидел на берегу старого озера и любовался плавающими вдалеке лебедиными выводками. А в ушах мощным хором звучала их волнующая весенняя песня.


   Из книги А.Г. Сосунова «В далёких лесах» (1960)





 



Rambler's Top100